Бонус 10 000 грн Украинский тренер, игрок легендарного киевского "Динамо"-1986 Сергей Балтача воспитал в Англии очень много известных футболистов. А результат его работы в лишних комментриях не нуждается – на воспитанниках легендарного динамовца клуб "Чарльтон" заработал около 100 млн фунтов. Об этом и не только Сергей Павлович рассказал в интервью "Матч".
— С "Чарльтоном" вы два раза выиграли юниорский чемпионат Англии. Какая победа важнее?
— Самые сильные эмоции вызвала первая, потому что клуб никогда не достигал такого успеха. Мне было интересно написать новую страницу истории "Чарльтона". Первым моим воспитанником, пробившимся в большой футбол, был хавбек Джонджо Шелви. Очень эмоциональный парень – часто получал карточки. Если считал, что судья несправедлив, мог сорваться, дать сдачи, ударить кого-то. С первого дня я учил его не расплескивать эмоции, не подводить команду: "Если что-то стряслось, не пори горячку, досчитай до пяти". Помогло. Он стал более рассудительным. В 2010-м Шелви перешел в "Ливерпуль", а сейчас играет в "Ньюкасле". Потом был защитник Карл Дженкинсон, проданный "Арсеналу". Его мама из Финляндии, он даже играл за юношескую сборную этой страны. Сразу было видно, что Карл – иностранец: он спокойнее, трудолюбивее, интеллигентнее, чем англичане.
— В академии "Чарльтона" много иностранных игроков?
— С каждым годом все больше. В мой первый период (2001–2008) – пара человек. А сейчас их – двадцать процентов. В основном это дети иммигрантов. У меня был венесуэльский пацан семнадцати лет. Его звали в сборную Венесуэлы, но он выбрал Англию. Недавно ушел в "Ман Сити". Перед этим клубом никто не устоит. Парень не хотел, но родители настояли. Пять лет назад приехали в Англию, им было негде жить, а сейчас стали миллионерами.
— Другой ваш воспитанник – Джо Гомес.
— Его я тренировал три года. Таких талантов сразу замечаешь: он попал ко мне в шестнадцать лет и ментально был очень зрелым. На тренировке серьезный, после – веселый. Не хулиган, смышленый парень, родители тоже очень образованные.Тем же отличался и другой игрок, которого я развивал три года – Адемола Лукман. "Чарльтон" продал его в "Эвертон". Он самый дорогой из моих воспитанников. А если взять всех, кто прошел через меня, то "Чарльтон" получил за них больше 100 миллионов фунтов.
— Почему пробились именно эти парни?
— Моих лучших воспитанников – Шелви, Дженкинсона, Гомеса и Лукмана – объединяет то, что в почти детском возрасте они уже осознавали: ради футбола надо чем-то жертвовать. Их школьные друзья веселились, гуляли с девчонками, а они – нет. Понимали, что вечером надо вовремя ложиться, утром рано вставать, дополнительно тренироваться. Они лидеры по натуре и не велись за легкомысленными ровесниками, а шли своей дорогой. Плохим тренерам трудно работать с такими харизматичными ребятами, но если заслужить их уважение – они пойдут за тобой.
Знаете же формулу, по которой в любом деле можно стать мастером, если заниматься десять тысяч часов? В детстве я добирал эти часы во дворе, но сейчас уличный футбол исчез (например, мой младший сын играет дома в компьютер, а не на свежем воздухе в футбол) и атмосферу "десяти тысяч часов" нужно создавать в академиях, где игроки жили бы с четырнадцати лет. Немцы и испанцы это делают, а англичане и русские – нет.
— Чем запомнился юниорский чемпионат мира, который вы выиграли сорок лет назад?
— Страшная жара, сорок градусов. Играли в два часа дня. Жили в студенческом общежитии. Нам запрещали притрагиваться к местной воде, зато на каждом углу стояла кока-кола – спонсор турнира. Только ее мы и пили целыми дня.
Благодаря тренеру Мосягину мы, ребята из разных советских республик, были как братья. Если кого-то обижали, за него вступалась вся команда. В отборочном турнире случилась заруба с венграми: девять желтых карточек, давление полного стадиона, болевшего против нас. Но мы победили. После игры Мосягин сказал: "Вы бойцы. С такой игрой порвете всех на чемпионате мира". Мы сохранили эту сплоченность и в сборной U21. Ее тренер Валентин Николаев вызвал меня после победы на молодежном чемпионате Европы: "Сережа, большое тебе спасибо". Я поразился: "За что?!" — "Ты настоящий капитан, сплотил команду. Я всегда знал: даже если идете пить, то вместе. Никого не бросите".
— Что вы почувствовали, когда попали в киевское "Динамо"?
— А вы представьте. Когда "Динамо" приехало в мой город Жданов, я, капитан детской команды "Карамелька", вручил перед игрой мяч капитану киевлян Владимиру Мунтяну. И подумать не мог, что окажусь с Мунтяном в одной команде и перед тренировками буду слышать от него: "Серый, давай в два касания сыграем". Пасовали друг другу, касаясь мяча любыми частями тела, но не больше двух раз. Кто ронял мяч – проигрывал.
Я приехал в киевское "Динамо" вскоре после школы, в сентябре 76-го, и узнал от начальника команды Михаила Комана, что игроки восстали против Лобановского и его помощника Базилевича. Без Лобановского мы поехали на матч с "Днепром", проиграли, и Коман посоветовал: "Езжай домой. Когда выяснится, остается ли Лобановский, мы тебя позовем". В ноябре я вернулся в Киев, принял присягу, прошел курс молодого бойца и в январе 77-го поехал на сбор с дублем "Динамо".
При этом впервые я пообщался с Лобановским в Москве, куда прилетел для подготовки к юниорскому чемпионату мира. Столкнулись, когда я зашел в спорткомитет за деньгами. Испугался: вдруг он не знает, кто я такой. А он: "О, привет, Сережа. Молодец, следим за тобой. Когда улетаете?" Я был в шоке. А через полгода дебютировал в игре со "Спартаком".
— Как это было?
— Позавтракали после зарядки, и Коман сказал: "Сереж, беги наверх к Папе. Хочет с тобой поговорить". Назавтра мне предстояло ехать поездом в молодежную сборную, и я был уверен, что разговор будет об этом. А Лобановский сказал: "Играешь сегодня. Главное – не волнуйся. Представь, что выходишь на юниорский чемпионат мира. Не бойся ошибиться". Если б я узнал, что сыграю, накануне – перегорел бы, извел бы себя ночью. А так – даже не успел поволноваться. Удачно выступил и услышал от Лобановского: "Молодец, даже пяткой сыграл!"
Годы спустя я был выбран капитаном "Динамо". Перед матчами Лобановский вызывал меня и двух заместителей. Просил написать свои версии состава, обосновать их, а вечером оглашал свой вариант.
— В 1982 году вы забили Новой Зеландии 1100-й гол в истории чемпионатов мира. Чем еще памятен тот турнир?
— Перед каждой игрой я не спал от волнения до двух-трех ночи. А в девять – подъем. Хорошо, что матчи были вечером, и удавалось доспать днем несколько часов. Поддерживать команду приезжали актеры Михаил Ножкин, которому я подарил свою майку с третьим номером, и Евгений Леонов – замечательный человек: признался, например, что сдал сына в армию, чтобы тот стал мужиком. В фильмах Леонов – веселый и смешной, а в жизни – умный и серьезный.
— Из-за чего вы подрались с капитаном "Гамбурга" Хорстом Хрубешом в четвертьфинале Кубка УЕФА-1983?
— Это была не драка, а провокация с его стороны. Он ударил меня в ухо, оно аж опухло, и я понял, что надо дать сдачи. Так мы были воспитаны: если не врежешь в ответ – решат, что ты слаб. Подождав пару минут, пока судья отвернется, я точно так же заехал Хрубешу в ухо. Ребята предложили: "Серый, давай будем по очереди его добивать". — "Да не. Больше не трогайте его". Когда вышли на ответную игру, Хрубеш протянул мне руку: "Хай, Серж". Помирились.
Такой же случай был в Испании. Я забил в товарищеском матче "Барселоне", ее игрок ударил меня, получил в ответ, а после игры предложил поменяться майками.
— К финалу Кубка кубков вы подходили с травмой?
— С воспалением ахилла. Мучился два месяца. Хирурги предлагали прочистить ахилл, но тогда я точно пропустил бы финал. Мы долго обсуждали это с Лобановским, и я решил: отложу лечение и сыграю – рискну. Перед финалом в Лионе по совету врачей пропустил тренировку и, выходя на матч, не чувствовал боли. Но на тридцать восьмой минуте показалось, что сзади кто-то ударил. От страшной боли я потерял сознание на пару секунд. Очнувшись, спросил доктора: "Что это было?" — "Похоже, проблема с ахиллом". В ноге образовалась впадина. Мне сделали обезболивающий укол и сразу заменили.
— Как вы себя чувствовали на послематчевом празднике?
— Я не мог ходить, но боли уже не было. Со всеми пил шампанское и говорил тосты. Например: "За то, чтобы эта команда сохранилась, и мы выиграли Кубок чемпионов".
— За неделю до того финала случилась авария на Чернобыльской АЭС. Как это отразилось на вас?
— На следующий день после аварии мы играли домашний матч со "Спартаком". К тому времени мы уже знали: что-то произошло, хотя всего ужаса не представляли. Все игроки сразу отослали детей и жен подальше от Киева. Кто куда мог. Я отправил семью к родителям супруги в Херсон. Из Киева тогда все уезжали. Ребята улетели на чемпионат мира, и после операции я оказался в пустом городе – странно было это видеть.
А незадолго до операции я поехал с Володей Бессоновым к людям, тушившим Чернобыль. Выступали перед ними, как артисты. Рассказывали о победе в Кубке кубков. Нам предлагали даже съездить посмотреть на реактор, но мы отказались.
— Как вы уезжали в Англию?
— После Евро-88, где я из-за травмы сыграл только в финале, позвонил Лобановский: "Серый, тобой интересуется пара клубов". Из-за перестройки страна открывалась, и в Спорткомитет посыпались запросы из Англии, Италии, Австрии: "Можно ли подписать ваших игроков?" В ответ им выслали список из десяти футболистов, в котором были опытные ребята вроде Блохина. "Ипсвич" выбрал меня. Узнав об этом, я и слышать не хотел о других вариантах. Мне подходила Англия. Я хорошо играл головой, был одним из самых агрессивных игроков Европы и мечтал попробовать себя в самом жестком чемпионате.
Недавно в интервью BBC Radio владелец "Ипсвича" Дэвид Шипшенкс объяснил, почему после нашего знакомства в Москве подписал со мной контракт: "Балтача не пил и не играл в карты!"
— Как же вы потом в Англии-то не пили?
— Я научился пить шанди – пиво с лимонадом. Очень полезный напиток – то, что нужно, после игры, потому что обычная вода не восстанавливает солевой баланс в организме. Но все равно – игроки "Ипсвича" выпивали после матчей по три-четыре шанди, а я – один-два.
— Чем запомнились переговоры с "Ипсвичем"?
— В Москве, в Спорткомитете, мне заявили, что я не могу получать в Англии больше, чем советский посол. При этом "Ипсвич" в течение двух лет перечислял Спорткомитету миллион фунтов. Я не хотел получать в Англии меньше всех, знал, что заслуживаю большего, и собрался назад в Киев. Но переводчик "Динамо" Миша Ошемков отговорил и на второй день переговоров позвал руководителей "Ипсвича" в ресторан. "Ребята, у нас проблема. Спорткомитет не называет зарплату Сережи, но уже понятно – это не те деньги, что ему нужны". — "Тогда заключим контракт между клубом и Сергеем. И Спорткомитет ничего не будет знать".
— Почему в первом матче тренер "Ипсвича" поставил вас правым полузащитником?
— Предыдущий матч они выиграли. Тренер не хотел менять победный состав, но травмировался правый хавбек, и он поставил меня на это место. Я ожидал, что в каждом английском клубе будут такие игроки, как Блохин и Дасаев, но уровень моих партнеров по "Ипсвичу" оказался гораздо ниже, поэтому мне было все равно, где играть. Я еще и гол забил.
— Почему ваш сын Сергей Балтача-младший играл за молодежную сборную Шотландии?
— После двух лет в "Ипсвиче" я перешел в "Сент-Джонстон", так что с одиннадцати лет Сережа жил в Шотландии. В конце девяностых он играл в местной премьер-лиге за "Сент-Миррен", был очень перспективным, и один из агентов спросил Арсена Венгера: "Тебе нужен второй Патрик Виейра?" — "Откуда он?" — "Родился в Советском Союзе, но играет за Шотландию". — "Привози". Посмотрев на моего сына, Венгер сказал: "Хороший. Будем подписывать". Стали обсуждать сумму трансфера, и "Сент-Миррен" запросил больше миллиона. А у "Арсенала" было правило: не платить за молодых больше полумиллиона. "Сент-Миррен" пожадничал.
— Что дальше?
— От обиды мы отказались подписывать новый контракт с "Сент-Мирреном". Сына решили срочно продавать, пока еще можно было получить хоть какие-то деньги, но "Арсенал" к тому времени уже отпал. Сын перешел в лондонский "Миллуол", но через четыре месяца получил серьезную травму – от удара вылезла межпозвоночная грыжа. Английские врачи не гарантировали, что он будет ходить. Я договорился с украинскими хирургами, сына прооперировали в Киеве, однако играть он больше не мог. Устроился в банк (у него уже была пара курсов экономического образования) и работает там до сих пор.
— Тренерскую карьеру вы начали в шотландском "Инвернессе"?
— Да, но в начале первого сезона, когда мы шли на первом месте, двенадцать игроков (из восемнадцати!) получили травмы, и я вернулся на поле, добавив в состав ребят из дубля. Пару месяцев покувыркались и финишировали шестыми.
— Как вы попали в "Чарльтон"?
— Поработав ассистентом тренера "Сент-Миррена", я устроился в Шотландскую федерацию футбола. Дочь выросла, ей было шестнадцать и для продолжения теннисной карьеры ей понадобилось перебраться в Лондон. Я оставил работу в федерации и поехал за дочерью. Посвятил себя ее теннисной жизни, но вскоре получил предложение от директора академии "Чарльтона", который узнал от нашего общего друга, что я переехал в Лондон. "Но я могу тренировать только по вечерам". — "Когда сможешь. Мы будем тебе хорошо платить".
В 2008-м ко мне обратился директор "Бэкен Колледжа": "Есть большие деньги. Хотим открыть футбольную академию. Но не английскую, а европейскую. Подумаешь об этом?" Я возглавлял эту академию несколько лет, мы были партнерами "Челси", но потом колледж возглавил другой человек, который ничего не понимал в футболе – я не мог с ним работать. Вернулся в "Чарльтон".
— Еще Владимир Романов приглашал вас в "Хартс".
— Он предложил мне быть старшим тренером, но не хотел ни за что платить: "Прилетай в Бельгию – потом все оплачу". Я прилетел за свой счет, а он так и не рассчитался. Несолидно. Это насторожило. Потом позвонил мне: "Прилетай тренировать". — "А контракт когда?" — "Когда приедешь". — "Нет". По одной встрече стало понятно, что он за человек.
— Вы общались с Леонидом Слуцким, когда он приезжал в Англию?
— Пытался с ним встретиться, выслал открытку с пожеланием удачи. Знал, что новому человеку в Англии наверняка понадобится помощь, но, видимо, ему это было не надо.
— Как ваша дочь увлеклась теннисом?
— Когда мы переехали в Ипсвич, сыну предложили играть за местную детскую команду (он до этого два года провел в школе "Динамо"), а пятилетняя Алена бегала рядом. "Папа, я тоже хочу в футбол играть!" — "Даже не думай. Займись чем-нибудь другим. Например, теннисом". — "А что это?" Купил ей пластиковую ракетку и поролоновый мячик, убрал всю мебель из зала и поставил сетку посреди комнаты. Наклеил скотчем разметку и объяснил правила. Поиграли часа три, и Алена сказала: "Мне очень нравится!" В газетах нашел ей чешского тренера. Предупредил его: "Только она никогда не играла". — "Привози – посмотрим". На первой тренировке она отбила шестьдесят восемь ударов, и тренер сказал: "Ты серьезно говорил, что она никогда не играла? Обычно детям тяжело даже ракетку держать. Не то что бить". В Шотландии у Алены появился профессиональный тренер Джим Маккехни.
Потом я работал в Киеве (тренировал "ЦСКА-Борисфен", но его хозяин Дмитрий Злобенко разорился за пару дней, и я вернулся в Британию), и Алену позвали на турнир в Харькове. Ей было девять лет. Она проиграла Алене Бондаренко первый сет, потом у соперницы было четыре матч-пойнта, но Алена отыгралась и победила. На всю жизнь запомнил ту игру. Дочь потом признавалась: "Когда я проигрывала, у тебя были такие глаза, как будто ты сейчас умрешь. Я поняла: надо выиграть, чтобы ты не умер на трибуне".
— Из-за чего она заболела?
— Подхватила инфекцию во время турнира в какой-то экзотической стране. Начались проблемы с печенью. Через месяц после свадьбы, в январе 2014-го, поднялась температура, начался кашель. Говорила хриплым голосом: "Пап, я простыла, наверно". — "Сходи к доктору". Месяцем ранее врачи не заметили болезнь, а потом обнаружили рак печени. Понадобилась пересадка, но мы не успели. Через свои связи я нашел в Израиле донора. Готовы были помочь наши русские люди: "Печень есть. Прилетайте". Но было уже поздно. Безнадежная ситуация.
— Ваша дочь открыла теннисную академию для малоимущих?
— Она всегда хотела помогать детям – особенно тем, кто хочет играть в теннис, но не имеет средств. Она же по своему опыту знала, как это дорого. С юности говорила: "Папа, когда вырасту, постараюсь открыть академию для всех желающих". Академия и сегодня существует, ей занимается муж Алены Нино Северино. Академия находится в Ипсвиче, где похоронена дочь.
— У вас тоже есть своя академия?
— Да, в Лондоне. Моя футбольная команда успешно играет в английской детской лиге. Стараюсь развивать философию, которая есть в немецких, испанских, португальских академиях и была в советских интернатах. Наши главные принципы: больше часов работы, чем в английских академиях, и чтобы на тренировке был не один мяч на десятерых, а по мячу на каждого.
"Чарльтон" платит мне процент от трансферов игроков, которых я воспитываю, но в клубе не понимают многих футбольных нюансов, а я не хочу тратить энергию на то, чтобы кого-то переубеждать. Хочу сосредоточиться на своей академии и ищу для нее инвесторов. Если вложить десять миллионов, уже через несколько лет можно получить сто.
Читайте также: Сергей Балтача: "Многим не ясно, что будет с "Арсеналом" без Венгера"
